Петр, Павел и одна икона на двоих

АРХИМАНДРИТ САВВА (МАЖУКО)

Когда я показываю детям иконы нашего храма, мне всегда приятно видеть их удивление перед Августовской иконой Божией Матери, которая очень почитается в наших краях. Ее особенность в том, что она написана по обету русскими солдатами, спасенными из окружения явлением Богородицы. Дело было в Первую империалистическую, поэтому солдаты на иконе изображены по моде того времени: усы а-ля Сальвадор Дали, винтовки, портупеи, револьверы.

– Как же так? На иконе – и вдруг современные одежды и прически? Ведь это же икона!

Почему нас так это удивляет? Дело в привычке воспринимать церковное как нечто архаичное и законченное, даже, скорее, завершенное. Но ведь это ошибка. Церковная полнота – это не только сонм прославленных святых, но и мы, ныне живущие, и те, кто придет после нас. Поэтому и приходит дерзкая до головокружения мысль:

Без меня нет Церкви!

Подумайте над этим, произнесите снова:

Без меня нет Церкви!

Страшно! Ответственно! Но это правда нашей церковной жизни.

Не только без меня, но и без тех людей, что стоят со мной рядом на службе, тех, кто молился здесь в прошлом веке, и, более того, тех, кто еще не родился, но будет молиться здесь через столетие – без нас нет Церкви! Без нас она еще не проявлена, не открыта!

Иконное искусство смело вбирает в себя меты времени, включая одежду, стиль жизни и даже технику. Но самое важное в иконе не это. Икона не памятник и не летопись. Ее дело – являть лик и быть местом присутствия. Это понятно даже малоцерковным людям. Но есть в иконе и иное откровение, которое вместе и озадачивает, и пугает. Это откровение настигло меня в не самый подходящий момент моей монастырской биографии.

Под одним окладом

Монастырь – это семья. В семье бывает всякое. Всякое было и у нас. Один начальствующий брат просто спать не мог, так невзлюбил меня, и это продолжалось годами. Ничего тут страшного нет. Мы всего лишь люди. Один старенький монах, наблюдая эту распрю, повторял:

– В дурь бросае! В дурь!

С каждым может случиться, что уж тут говорить. Но мне приходилось несладко, потому что «весовые категории» были неравны. Однажды после очередной «спрэчки» я стоял перед иконой апостолов Петра и Павла и вдруг подумал:

– Если бы сейчас в наш храм ворвались злодеи и зверски замучили за веру меня и «возлюбленного брата», нас бы непременно прославили как мучеников, написали книги, защитили диссертации, и мне бы пришлось делить с этим человеком одну икону. Всё ссоримся, ругаемся, но держимся приличий, а тут – мученичество, мощи в одном гробу и образ под одним окладом. И ведь с иконы не сбежишь! Святые себе компанию не подбирают! И это навсегда! Хоть икона – это только образ Вечности, но образ верный!

А Петр и Павел смотрят с иконы. У одного ключи, у другого меч. Один с длинной черной бородой, другой седой и лысоватый. Но разве во внешности дело? Два абсолютно разных человека – и под одним окладом!

Будни святых

Рыбак-пролетарий и ученый-аристократ. История знает редкие случаи дружбы между людьми из разных социальных миров. Сразу вспоминается товарищ Ленин и рабочий Иван Бабушкин, которые своей живой дружбой удивляли современников. Но с апостолами сложнее. Если мы внимательно перечитаем не средневековые жития, а оставленные ими тексты, откроется нечто не совсем житийное.

Церковная традиция невозможна без интуиции иерархии. В богослужебных текстах хорошо видна иерархия святости: Христос, Богоматерь, Предтеча, ангелы, апостолы, святители и так далее. Здесь апостолы – высшее звено иерархии. Как говорят мои маленькие ученики: «Самые святые святые». А святые, как известно, должны не ходить и говорить, а «ступать» и «молвить». Однако новозаветные тексты говорят о другом: среди ближайших учеников Христа случались «огорчения».

Сегодня мы смотрим на икону святых апостолов и кадим святым ладаном, и два светильника веры молятся за нас перед престолом Божиим. А каких-то две тысячи лет назад апостол Павел рассказывал своим ученикам, как в Антиохии лично противосталапостолу Петру, обличив его в лицемерии (Гал. 2:11). И не только это послание, но и другие тексты пестрят свидетельствами о непочтительном отношении апостола Павла к верховным апостолам. Он иронически называет их знаменитейшие (Гал. 2:2) и совершенно не дорожит знакомством и связями с этим уважаемым кругом предстоятелей.

Однажды в полдень на дороге в Дамаск его встретил Христос. Для Павла это была настолько важная встреча, что в книге Деяний рассказ об этом событии повторяется трижды во всех деталях. С момента этой встречи всё, кроме Христа, для Павла превратилось просто в пыль:

Для Него я от всего отказался, я все почитаю за сор (Флп. 3:8).

А ведь ему было от чего отказываться! Павел был иудейским аристократом самого высокого ранга, но ради Христа он вменил в прах и тлен не только свои аристократические преимущества, но даже и религию отцов.

И вспоминается Петр, которого Господь посылает проповедовать язычнику Корнилию. Апостола настигает видение сосуда, спускающегося с небес, и он трижды слышит повеление: «Заколи и ешь!», и трижды препирается с Повелевшим:

Нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого (Деян. 10:14).

Это просто что-то невероятное! Бог в видении трижды велит что-то сделать, а он еще и в спор вступает! Так глубоко сидело в человеке религиозное воспитание, что даже Богу было непросто его поколебать!

 

Икона Церкви

С одной стороны, апостол язычников, с другой – апостол для иудеев. Здесь – ученый муж, десятки лет потративший на изучение иудейской и эллинской премудрости, тут – рыбак, человек простой и религиозный, но просветленный Духом Святым. Два очень разных человека, но оба – ученики Христа и чудотворцы. Тень Петра исцеляет больных, головные платки Павла отгоняют недуги. Они пророчествуют, наставляют, рукополагают и без устали делятся евангельской вестью. И при этом – не понимают друг друга! Петр находит в посланиях Павла нечто неудобовразумительное (2 Петр. 3:16).

Конечно, вокруг текстов апостолов ведутся споры. Исследователи по буквам просеивают древнейшие манускрипты, регулярно делая сенсационные заявления то о подлинности текстов, то об авторстве, то о литературных влияниях. Это все важно и нужно. Но для меня не менее важно то откровение, которое несет икона апостолов, потому что это икона Церкви.

О чем можно говорить с человеком, не читавшим Шмемана?

Как можно молиться рядом с гражданином, который держит дома книги Шмемана?

Мой монастырский оппонент едва не развязал гражданскую войну, узнав, что я даю читать книги Льюиса.

– Соблазняет братию протестантом-еретиком!

Вы скажете, что это очень далеко от Петра и Павла? Вовсе нет. Это было наше маленькое «огорчение». Здесь мы ничем не превзошли век апостольский. И не надо обижаться. И не торопитесь проклинать. Не жалко потратить годы и десятки часов бесед и молитв, чтобы приобрести брата своего, который тоже – дитя Божие, и нам обоим приготовлен наш родной отеческий дом.

Церковь – это оправдание многообразия. Всегда были и будут люди, которым претит эта пестрота жизни и мнений. Еще античные философы заподозрили в многообразии сущего какой-то непорядок и вызов их стерильному мышлению. Мы очень разные, и это хорошо. Церковное многообразие – это настоящее испытание для верующего человека. Нам естественно искать стройные и понятные схемы, четкие формулы, которые отрезают от Церкви все лишнее, но очень часто это всего лишь человеческие мерки.

Церковное многообразие – это не просто вопрос терпимости и хорошего воспитания. Апостолы Петр и Павел смотрят на нас с иконы. Два очень разных человека жили Христом и только Христом, и проживали эту Христову жизнь очень по-разному, порой даже совершая ошибки, иногда не понимая друг друга. При всей непохожести это были невероятно близкие люди, потому что их единство было единством во Христе. Не в политической программе, не в культурных пристрастиях, не в философских системах, не в ритме благочестия или литургической практики. Они жили Христом, и именно из этого нам надо исходить, когда мы встречаем в Церкви так вызывающе непохожих людей. Если он живет Христом, он мой брат, за кого бы он ни голосовал на выборах.

Если среди «самых святых святых» случались огорчения, что уж говорить о нас? Мы тоже ссоримся, ругаемся, подозреваем. Но оглянитесь – с этими людьми вам коротать вечность! Что, если вы угодите со своим «заклятым другом» на одну икону?

Церковь – сообщество непохожих. Случается, что мы не в состоянии найти общий язык с братом во Христе, но мы вместе в одной Церкви, под одним главою Христом, у одной Чаши Господней, а в вечности – на одной иконе Церкви Торжествующей.