Дмитрий (Першин), иеромонах
Каюсь, вынес в заглавие первую строку своего собственного стишка про Мишку, сочиненного в те блаженные годы моего студенчества, когда мы приезжали к автору книги на занятия по немецкому, а кот с высокого секретера, полуприкрыв глаза, надзирал за поведением гостей дома.
И здесь уместно отметить: автор книги нигде не называет кота Михаилом, но всегда — Мишкой, чтобы не ставить на один уровень древнее библейское имя и прозвище. Однако мне все же пришлось нарушить это правило, и вот почему. Дело в том, что Мишка идеально подходил под цветаевскую характеристику: «не барственен — царственен». Действительно, он был царственен. Среди соплеменников его львиные повадки и благородство в обращении не имели себе равных. В честь этих достоинств Мишка с легкой руки хозяйки получил именование «котарха» (от кот и монарх). Но котарх и Мишка — это имена несовместные. И поэтому в стишке, который был сочинен в годы расцвета Мишкиных сил, я обратился к высокому стилю:
Котарх Михаил 
мурлыкать приходил, 
траву уминать, 
греться да спать.
«А собственно, почему кот?», — спросите вы. Потому что Бог, — скажем мы в ответ, — это Творец и кошачьих. Говоря о лапах и усах, о мурлыканьи и когтях, мы постигаем Его милость и премудрость. А еще потому, что человек — это тот самый «сын Божий», чьего «откровения» и любви, если конкретизировать мысль апостола Павла о «всей твари, совокупно стенающей и мучающейся доныне», «с надеждой ожидают» коты и кошки — да-да, самые, казалось бы, обыкновенные коты и кошки, наши с вами соседи по жизни (см. Рим 8:18-23).
Хотя про Бога впрямую речь здесь не идет, Он рядом с автором, живописующим нрав и свершения Мишки, ибо автор наблюдает христианским глазом — с юмором, без сюсюканья и очеловечивания, и в то же время всерьез, без пренебрежения и насмешки. Надо отдать должное иллюстратору издания — Н.П. Павловой, — ей удалось выдержать эту христианскую объективность в рисунках, посвященных братьям и сестрам нашим меньшим.
Книга читается на одном дыхании. И взрослые, и дети найдут в ней всю палитру котовых чувств и переживаний, пропущенных сквозь призму человеческого сочувствия и сопереживания.
Вот кот, выгнув спину (именно спину, а не спинку, ибо Мишка, — лев не только по своей мощи, но и по манерам поведения) и распушив хвост, восходит на хозяйку, утаптывает ее (а что это такое — когтить и утаптывать лежбище — и из какой глубокой древности до нас дошло, читатель подробнее узнает из книги) и, мурлыча так, что диван ходит ходуном, распростирается в своем, как он считает, законном живом гнезде.
Вот мышь, провиденциально выскочившая на середину кухни в тот момент, когда на семейном совете решался вопрос брать или не брать гонимого бесприютного котенка (а тем самым — быть или не быть этому тексту, что выяснилось, правда, через 14 с лишним лет).
Вот история Мишкиных свадеб и предсвадебных драк, которые не только окрестные коты, но и его же собственные подросшие дети и внуки, появлявшиеся на свет со всеми львиными задатками своего могучего предка, учиняли ему, приезжавшему на дачу из далекой Москвы.
Вот… Вот… Вот… Каждый сюжет как средневековая миниатюра охватывает не только событийный ряд Мишкиных приключений, но и их преломления в душах окружающих, а также их инстинктную глубину, и их ситуативные разрешения, иногда абсолютно неожиданные, достаточно вспомнить, как кот отреагировал на появление на пороге иеговистских миссионерок (о том, как отреагировали миссионерки, читателю тоже будет небезынтересно узнать).
Отдельная тема — взаимоотношения кота с батюшками и мирянами, между каковыми, то есть, лицами, облеченными духовным саном, и церковным народом, кот по одному ему известным критериям делал различение, допуская или не допуская погладить себя по пузу.
Важно отметить, что автор нигде не срывается в столь модную ныне манеру «одухотворять» питомцев. Не говорится о том, что кот «раскаивается в содеянном», избегает или, наоборот, домогается святой воды и т.д. Единственное, чего домогался сверх обыкновенных котовых радостей Мишка, — это валерьянки. Все остальное, что касается его отношений с Творцом, можно лаконично сформулировать на библейском языке: кот, как и его собратья, по-своему, по-кошачьи, «ходил пред Богом» (ср. Быт 5:22), но именно по-кошачьи, в соответствии со своей Богом данной котовостью и никак иначе. Что не отменяет и фактов, свидетельствующих в пользу того, что в ряде случаев Господь через животных может указывать на Свое Присутствие. Примеры, которые приводит автор, с Мишкой и другими котами и кошками выдержаны в строго аскетическом духе: они трезвые.
Если же спросить, не почему, а зачем вышла из печати эта книга, то ответ будет очень простой: ради нас. Для того, чтобы нам увидеть, услышать, почувствовать: кошки и коты, как, впрочем, и все вещи этого мира, а особенно живые существа, — посланники. Но коль скоро они посланы Богом Живым в нашу жизнь, нам надо научиться встречать их как дорогих гостей. По сравнению с нами они беззащитны, они зависимы — тем более мы ответственны, тем больший с нас спрос, тем большая радость нам исполнить дело любви. По слову преподобного аввы Дорофея, эта радость переходит из времени в вечность. По мысли святого, — тем большая благодатная слава будет дана тому, кто деятельно «хранил совесть» по отношению к творениям, доверенным ему Богом. Отзвуки этой грядущей радости доходят до нас, в том числе, и через подобные книги.
Гостеприимство и ответная верность — вот главная тема трогательного документального повествования, которое перед вами.